– Все шведские фермеры одинаковые, – посетовал Бем вслух, все еще игнорируя нас. – Купят пару свиней, а потом и сами живут как свиньи.

Автор этого довольно-таки оскорбительного заявления был, к моему удивлению, поразительно красив: копна длинных вьющихся русых волос, ухоженные усы над тонкими губами, стройное рельефное тело, как это часто бывает у военных. Шериф оказался очень молодым: я бы сказал, чуть за сорок. Когда наконец он посмотрел на нас, то в карих глазах блеснуло любопытство, смешанное с раздражением, и Бем произнес монотонным баритоном:

– Кого это ты притащил, Джордж. Выглядят как пара туристов.

– Полагаю, нас можно так назвать, – любезно отозвался Холмс, – но мы путешествуем по особому маршруту. Понимаете ли, мы приехали из Англии изучить знаменитый рунический камень. Но, боюсь, миссия может оказаться труднее, чем мы ожидали.

– Правильно боитесь, – хмыкнул шериф, – если только у вас нет с собой волшебной палочки, чтобы показать, где Олаф спрятал эту штуковину. Так кто вы такие будете?

Холмс представил нас, сделав акцент на якобы имеющиеся письма, подтверждающие, что мы два крупных специалиста по руническому письму.

Бем воспринял информацию без видимого энтузиазма, переводя взгляд карих глаз с Холмса на меня и обратно, словно пытался запомнить, как мы выглядим, а потом заявил:

– Не думаю, что здесь для вас что-то есть.

– Может, и нет, – сказал Холмс, все еще в очень дружелюбной манере. – Но если вы не возражаете, мы с мистером Смитом хотели бы побродить здесь. В конце концов, мы проделали огромный путь, чтобы увидеть эту самую ферму. Тут и так гуляет множество зевак, вряд ли мы кому-то помешаем.

Шериф тут же обдумал просьбу и ответил:

– Хорошо, идите и удовлетворите свое любопытство. Но ничего не трогайте во избежание моего недовольства. Уверяю, со мной шутки плохи. Понимаете?

– Отлично, – сказал Холмс, – мы будем предельно аккуратны.

Когда мы вышли на улицу, Холмс заметил, обращаясь к Кенсингтону:

– Шериф кажется довольно энергичным человеком.

– Да уж, – согласился Кенсингтон. – Некоторые считают его даже чересчур энергичным. Но на будущий год ему конец.

– Что вы имеете в виду? – уточнил я.

– Я имею в виду, что его ни за что не переизберут. Гус нажил себе кучу врагов. Такое впечатление, что он иногда чрезмерно увлекается властью, а шведы в особенности не любят слишком бесцеремонных парней. Кроме того, я слыхал, что он задолжал чуть не всей округе. Он все время играет в покер, но когда проигрывает, то платить не торопится.

Теперь мы обратили внимание на толпу, шатающуюся по ферме. В основном она состояла из мужчин в комбинезонах, которые сбивались в маленькие кучки и разговаривали полушепотом. Те слова, которые я сумел расслышать, скорее всего, были на шведском.

– И что это за бравые ребята, которые активно уничтожают все улики, которые мог оставить убийца? – поинтересовался Холмс.

– В основном местные, – ответил Кенсингтон. – Такое же раз в жизни случается, вот всем и любопытно. Думаю, народ будет подходить весь день, раз уж Гус позволил. Это дело прогремит в округе Дуглас на долгие годы!

– Очень плохо, что зеваки не могут поговорить в каком-то другом месте, – пробормотал Холмс, а потом обратился ко мне: – Мистер Смит, нам нужно ваше экспертное мнение. Как вы считаете, мы можем взглянуть на амбар, где все произошло?

– Отличная идея! Почему бы вам не отвести нас, мистер Кенсингтон?

Амбар, построенный из неструганых досок и увенчанный высокой двускатной крышей по датской модели, был меньше, чем виденные нами в округе, что еще раз без сомнения подтверждало бедность Вальгрена. Перед открытой дверью никто не дежурил, так что мы беспрепятственно вошли внутрь. Там оказалось прохладно и темно; единственным источником света служила открытая дверь да ряд маленьких окошек по обе стороны. В нос мне тут же шибанул сильный запах – смесь сена, навоза и запахов животных, что напомнило мне лето, которое я в юности провел в Беркшире. У Холмса, однако, не было времени на приятные воспоминания, а потому он перешел сразу к делу и принялся изучать место, где Олаф Вальгрен встретил свой страшный конец. Б?ольшую часть амбара занимали стойла, в которых Вальгрен держал обозных лошадей и несколько молочных коров, которых, видимо, выпустили на пастбище. Имелась также небольшая комнатка, где хранилась упряжь и другое снаряжение для лошадей. Рядом стоял верстак, над которым на стене висели на крюках различные инструменты. Холмс исследовал их, особенно несколько стамесок, которыми можно было работать по камню. В центре амбара стояла лестница, ведущая на сеновал, и Холмс залез даже туда, чтобы изучить обстановку.

Спустившись, он велел Кенсингтону:

– Покажите мне, где нашли тело, и будьте как можно точнее.

Кенсингтон повел нас вглубь амбара, где освещение было особенно тусклым, и показал на пятно на грязном полу:

– Вот тут он и лежал, бедняга.

Место оказалось в паре метров от навозной ямы, от которой разило так, что мне пришлось закрыть нос платком. Навоз небольшими кучками валялся вокруг полупустой и удивительно глубокой ямы. Однако ни Холмса, ни Кенсингтона вонь, по-видимому, не пугала. Холмс раздобыл и зажег керосиновую лампу и быстро изучил сначала навозную яму, видимо на предмет следов крови, а потом склонился над местом обнаружения трупа Вальгрена.

При свете лампы мы увидели большую темно-красную лужу на полу и еще цепочку бурых пятен поменьше.

– Ну, мистер Смит, что вы можете сказать об этом? – спросил Холмс довольно высокомерным тоном.

– Я бы сказал, что мистера Вальгрена убили здесь. Большое пятно – место, где он упал и где кровь вытекала из раны на голове. Другие пятна крови образовались, когда он получил смертельный удар.

Холмс поднял бровь и изрек:

– Ваш опыт в Скотленд-Ярде сослужил вам добрую службу, мистер Смит. Не сомневаюсь, вы правы.

Великий сыщик еще несколько минут изучал кровавые пятна, а потом поднялся и сказал Кенсингтону:

– Скажите, сэр, насколько вы можете судить, в этой части амбара что-то трогали, после того как вы впервые увидели тело утром?

Кенсингтон медленно огляделся и ответил:

– Нет, не думаю, разве что дробовик.

– Вы говорите о дробовике, обнаруженном возле Вальгрена?

– Да.

– И где он?

– Шериф переместил его вон туда, – Кенсингтон указал на двуствольный дробовик, который стоял дулом вверх возле ближайшего стойла. – Но не думаю, что вам следует его трогать. Вы ж помните, что сказал Гус.

– Помню, – кивнул Холмс. – Но иногда ведь можно и рискнуть, не правда ли?

Не говоря больше ни слова, Холмс пошел изучать оружие – отделил стволы и обнюхал, чтобы понять, не стреляли ли из них недавно, а потом вернул на место со словами:

– Согласен с вашим выводом, мистер Кенсингтон. Не похоже, чтобы у мистера Вальгрена был шанс использовать дробовик для самозащиты.

– Это и шериф понял, – подтвердил Кенсингтон. – Олаф, должно быть, услышал что-то в амбаре, достал дробовик и пошел посмотреть, что там такое.

– Такое впечатление, что да, – согласился Холмс. – Хотя может показаться, что у человека с дробовиком есть преимущество против убийцы с топором, если только…

– Если только что? – спросил я.

– Если только не произошло кое-что еще. – Холмс, как обычно, отвечал в своей излюбленной загадочной манере, а потом снова обратился к Кенсингтону: – А что насчет многочисленных следов на грязном полу? Они были и утром?

Кенсингтон недоуменно уставился на пол и ответил:

– Не могу сказать, сэр. Но тут с тех пор побывала куча народу, думаю, они-то и оставили большинство следов.

– Какая незадача, – нахмурился Холмс, издав звук, очень похожий на вздох.

– Ну, ничего уже не поделаешь, – отозвался Кенсингтон.

Глава четвертая

Рочестер знает

Когда мы наконец вышли из амбара на свежий воздух, было уже почти четыре часа. Утром ветерок казался неприятно сырым и холодным, а теперь приобрел замечательные тонизирующие свойства, поскольку зловонную атмосферу в амбаре я почти уже не мог выносить. Я сделал два глубоких вдоха и увидел последние солнечные лучи, пробивающиеся через толщу облаков, и в тот же момент ощутил себя самым счастливым человеком в мире. Такие простые радости были, однако, не знакомы Холмсу, который не обратил внимания на смену обстановки и был все так же погружен в собственные мысли, пока мы шли по территории фермы к дому Вальгрена. Толпа зевак увеличилась в размерах вдвое, а потому двор теперь напоминал ярмарку – мужики в рабочих комбинезонах и широкополых шляпах собрались поглазеть на загадочную жестокую смерть. Холмс осмотрел любопытных с раздражением на грани презрения.